Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:
– Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе. Не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унёс наше солнышко, Василису-красу, Золотую косу, и неведомо куда.
Всё рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.
Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося?
– Грех надо мною! – сказал им царь. – Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю – куда.
Рассказал всё, как было.
Пошёл говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны – нигде не нашли её. Царь их одарил, каждого из казны наделил. Сели они на коней, он их с честью проводил. Светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.
Два царевича молодые, братья удалые Василисы, Золотой косы, видя слёзы отца-матери, стали просить родителей:
– Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!
– Сыновья мои милые, дети родимые, – сказал царь невесело, – куда ж вы поедете?
– Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят. Авось мы и сыщем её!
Царь их благословил, царица в путь снарядила. Поплакали, расстались.
Едут два царевича. Близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных:
– Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, Золотая коса?
И от встречных в ответ им:
– Мы её не знали, где она – не слыхали.
Дав ответ, идут в сторону.
Подъезжают царевичи к великому городу. Стоит на дороге предряхлый старик – и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, Золотой косе, непокрытой красе?
– Эх, дружки! – отвечал старик. – Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Змей Лютый запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом смерти заказано говорить-пересказывать, как пронёс мимо города вихорь царевну прекрасную.
Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая. Рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.
На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решётку золотую, и от радости вскрикнула – братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало. И царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.
Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повёртываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:
– Змей летит! Оттого и дворец кругом перевёртывается. Скройтесь, братья!
Лишь сказала, как Змей Лютый влетел и крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
– Кто тут живой человек?
– Мы, Змей Лютый! – не робея, отвечали царевичи. – Из родной земли за сестрой пришли.
– А, это вы, молодцы! – крикнул Змей, крыльями хлопая. – Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать. Вы братья ей родные, богатыри, да небль-шие!
И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мёртвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.
Залилась царевна слезами. Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет глядеть не хотела. Дня два и три проходит – ей не умирать стать, умереть не решилася, – жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться. И стала выведывать ласкою.
– Змей Лютый! – сказала она. – Велика твоя сила, могуч твой полёт, неужели тебе супротивника нет?
– Ещё не пора, – молвил Змей, – на роду моём написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки.
Змей в шутку сказал, супротивника не ждал.
Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях. За царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струёю ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку…
Прошло несколько времени – родила она сына. Дали ему имя Иван Горох, и растёт он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке катается, и всё прибывает в нём силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестёр, и узнал, как случилось, что сестру вихорь унёс неведомо куда, два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.
– Батюшка, матушка, – просится Иван Горох, – и меня отпустите. Братьев и сестру отыскать благословите.
– Что ты, дитя мое! – в один голос сказали царь и царица. – Ты ещё зеленёхонек-молодёхонек. Братья твои пошли да пропали, и ты, как пойдёшь, пропадёшь.
– Авось не пропаду! – сказал Иван Горох. – А братьев и сестры доискаться хочу.
Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но в конце концов в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.
Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле. Едет он день, едет другой, к ночи в лес тёмный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевёртывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.
– Избушка, избушка, – молвил Иван, подув на неё, – стань к лесу задом, ко мне передом!
И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:
– Кого Бог несёт?
Иван поклонился, спросить торопился:
– Не видала ли, бабушка, вихря залётного? В какую он сторону уносит красных девиц?
– Ох-ох, молодец! – отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. – Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит. Ведь это не вихорь, а Змей Лютый!
– Как бы дойти к нему? – спросил Иван.
– Что ты, мой свет, Змей проглотит тебя!
– Авось не проглотит!
– Смотри, богатырь, головы не спасти. А если вернёшься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснёшься – помолодеешь! – примолвила она, через силу шевеля губами.
– Если добуду – принесу, бабушка! Слово даю.
– Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится. Через год дойдёшь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.
– Спасибо, бабушка!
– Не на чем, батюшка!
Вот Иван Горох пошёл в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошёл он три государства, дошёл и до змеиного царства.
Перед городскими воротами увидел он нищего – хромого, слепого старика с клюкой – и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.
– Есть, да не велено сказывать, – отвечал ему нищий.
Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошёл.
На ту пору Василиса-краса, Золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого.
Знать об нём пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?
Услышав, что пришёл Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила со слезами.
– Беги поскорее, братец, – закричала, – беги! Скоро Змей будет, увидит – погубит!
– Сестрица любезная! – ответил Иван. – Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.
– Да разве ты – Горох, – спросила Василиса, коса золотая, – чтоб сладить с ним мог?
– Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня. Шёл я под зноем, приустал с дороги, так хочется пить!
– Что же ты пьёшь, братец?
– По ведру мёду сладкого, сестрица любезная!
Василиса, коса золотая, велела принести ведро мёду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом. Попросил налить другое. Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.
